Будни верхнеудинского доктора. Про благоустройство больницы и зарплату врачей

Мы продолжаем серию отрывков из жизни одного из основателей Республиканской больницы Михаила Владимировича Танского (1869 - 1962).

Благоустройство больницы начали с того, что больницу побелили снаружи, сделали новые рамы с форточками для вентиляции, заново застеклили, одновременно покрасили в белую краску железные кровати, столики, табуреты и другие подобные же предметы больничного обихода, а также двери и подоконники. Постепенно обзавелись халатами, одеялами и бельём. В первую же очередь была оборудована опера­ционная, под которую отвели две смежных комнаты, совершенно обо­собленных от общих помещений. В одной из этих комнат, просторной, светлой, с четырьмя окнами, устроили большую операционную, окрасив всю комнату в белую масляную краску. Другая служила преддвери­ем и, в то же время малой операционной и стерилизационной. Сделали два операционных стола, широко пополнили устаревший и случайный хирургический инвентарь. Таким образом, были созданы условия для правильной хирургической работы. 

Имея за собою три года ординатуры и акушерско-гинекологической клиники в Казани, а следовательно, и некоторую хирургическую подготовку, я поставлен был самою жизнью в необходимость заняться также и общей хирургией включитель­но до некоторых полостных операций, так как иначе их некому было делать. Особенно обильна и чревата разнообразием случаев была одно время травматическая хирургия (переломы черепа, выпущенные нару­жу кишки и т.д.). В конце 1906 года в городе орудовали грабительские шайки (вырезывались даже целые семьи), и, кажется, не проходило ночи, чтобы меня не вызывали к тяжело пораненному. 

Вообще врачу в больнице приходилось быть универсалом, хотя бы по одному тому, что воинское присутствие ежегодно посылало в больницу на испытание призывников по всем статьям болезней, освобождающих от несения воинской повинности. Приходилось разбираться в ушных, горловых, глазных, нервных психических и других заболеваниях и давать свои заключения, имевшие решающее значение. Врачей по специальностям ещё не существовало. 

Устроили во второй этаж более широкую и удобную лестницу, но всё ещё деревянную, несмотря на мой протест и указание на незаконность. Потом, при составлении сметы, я ежегодно вносил в думу предложение о постройке каменной лестницы и слагал с себя ответственность за нарушение противопожарных узаконений и могущих произойти от этого последствий. Но деревянная лестница так и просуществовала вплоть до ликвидации больницы. Имевшуюся во втором этаже холодную крытую террасу утеплили, зашив двойною с насыпкой стенкой, поставив железную печь и устроив здесь клозет с выносною системой. Построили баню и кухню. Последнюю соединили с главным зданием коридором, в морозы тоже отапливаемым железной печкой. Анатомический покой перенесли на гору^[1], а на месте его поставили легонькую часовенку - покойницкую. По улице, на протяжении усадьбы, устроили деревянный тротуар и посадили тополя, частично сохранившиеся и до сих пор, но от больничного садика, кажется, и следов не осталось. Одним словом, были приложены все усилия и старания сделать, что возможно и обставить больницу так, чтобы существо­вание её было более сносным и современным. Количество больничных кроватей понемногу возрастало - до 30, 35, 45, а когда удалось добиться постройки заразного барака на горе, то и до 60 кроватей. 

Вместе с тем увеличивался штат больницы - прибавилось санитаров и сиделок, появилась акушерка-фельдшерица и второй общественный врач. На последнего возлагалось бесплатное обслуживание бедных больных по вызовам на дом. Кстати сказать, обоим общественным врачам пре­доставлялось право выписывать неимущим больным лекарства бесплатно в счёт города. Касательства к больнице второй общественный врач почти не имел - помогал только иногда (по приглашениям) при больших операциях или как ассистент, или как хлороформатор. Обязанность эту преемственно несли военные врачи Черных (по совмести­тельству), Перевалов и Гальперов.

В отдалённые времена население боялось больниц, и больные ложились в неё с неохотою, с недоверием и только по крайней необходи­мости. Бурятское население, находившееся под влиянием ламства и во­обще далекое от городской жизни, пользовалось также мало врачебной помощью, и если попадали в больницу больные буряты, то в исклю­чительных, тяжёлых случаях. Также неохотно обращались к врачебной помощи и семейские, находившиеся в свою очередь под влиянием вачетчиков и своих религиозных воззрений, косные в своём бытовом укладе, нетерпимые ко всякому новшеству. Но по мере того, как росла и благоустраивалась больница, боязнь к ней ослабевала, и больные охотнее, доверчивее шли и на амбулаторный приём, и на больничную койку. В первые годы моей больничной работы амбулатория не превышала 30 посещений в день (вместе с повторными перевязочными),по постепенно она достигла 60-70 человек в день, хотя потом одновре-менно принимала больных и амбулатория лазарета Красного креста.Приходилось отметить тот отрадный факт, что даже семейские матери до некоторой степени поддались веянию времени, сдвинулись, казалось, со своих незыблемых убеждений и крадче от стариков стали чаще и чаще приносить ребятишек на оспопрививание, считавшееся у них чуть ли не «печатью антихриста».

Плата за лечение больного взималась рубль в сутки, но фактически больница всегда была переполнена бесплатными больными, так как плата не вносилась вперёд, а взыскание её потом вело только к бесплодной переписке городской управы с должниками, которые зача-стую по выписке из больницы бесследно исчезали из кругозора управы. Немало лежало в больнице также ссыльнопоселенцев, за лечение которых должно было расплачиваться Областное управление (в г. Чите) из особых поселенческих сумм. Но здесь в отношении получения платы было ещё неблагополучнее — городскою управою исписывались вороха бумаги об уплате задолженности, но долг больнице всё рос и рос. Ходили слухи, что поселенческий капитал был просто-напросто расхищен.Одинокие, безродные, бесприютные и в то же время беспомощные и тяжело больные хроники превращались иногда в больнице в богадельщиков, что для больничного дела являлось, конечно, большим минусом.

Амбулаторный приём велся бесплатно, только в приёмной висела кружка, опечатанная печатью городской управы, для доброхотных пожертвований, кто сколько может и пожелает. Если удавалось кружке просуществовать благополучно до вскрытия её управою, то в год та-ким образом собиралось не более сотни рублей. Нередко случалось, что кружку взламывали громилы, и от кружечного сбора пришлось отказаться. Была установлена плата за приём 20 коп. с выдачей квитанций, но плата не обязательная. Больших сумм и при такой системе не получалось, так как и 20 копеек далеко не всеми уплачивались.

Заработная плата врача была 125 рублей в месяц, акушерки-фельдшерицы - 35, медсестры — 28, сиделок и санитаров по 18 рублей.