Будни верхнеудинского доктора. Как лечили ламы

Мы продолжаем серию отрывков из жизни одного из основателей Республиканской больницы Михаила Владимировича Танского (1869 - 1962). Сегодня Михаил Владимирович рассказывает о своем взгляде на  традиционную медицину Бурятии, а точнее о том, как лечили ламы.

"Немалую роль в лечении населения, как я уже сказал, играли ламы, лечившие преимущественно высушенными травами, превращёнными в порошок. От лекарств этих всегда исходил терпкий, но не неприятный запах. Возили лекарства ламы в мешке из мягкой кожи, наполненном маленькими, из такой же кожи, мешочками с порошками, с привязанной к каждому дощечкой с надписью на ней по-тибетски, обозначавшей лекарство. Особой металлической ложечкой-меркой расфасовывали они порошки (иногда смесь) в мягкую китайскую бумагу - «задачки» -ив таком виде раздавали для пользования больным. Лечение проводилось курсовое с разными сроками, по две-три «задачки» в день. Оригинально проводили лечение душевнобольных «моксами» - горючими свечками вроде ароматических «монашек», которыми раньше душили в комнатах. «Моксы» ставились на выбритое темя, на грудь, на живот и зажигались. Раздуваемые, они сгорали, получался ожог величиною с двугривенный, в который втирался пепел, а в дальнейшем поддержи­валось некоторое время нагноение, как в «фонтанели», когда-то широ­ко распространённой, в которую верили, что с гноем очищается кровь.

В 1904 году началась русско-японская война. Город Верхнеудинск оказался в сравнительно ближайшем тылу военных действий и пере­полнился военными. В город прибыли и открыли свою работу три ла­зарета Красного креста - Одесский, Пермский и Болгарский, каждый со штатом не менее 3-5 врачей. Между прочим, работали здесь врачи Александр Александрович Дёмин и Герверт (первый - хирург, второй - невропатолог). Оба впоследствии достигли профессуры и научной известности. Болгарский лазарет организовался в наскоро построенных около тюрьмы бараках лёгкого типа и в самом конце войны он сгорел. Кроме того, открылся ещё лазарет местного Красного Креста, который возглавляли мобилизованный военный врач Август Генрихович Легер. Лазареты не отказывали в помощи населению, в особенности - хирур­гической, так как среди врачей имелись хорошие, квалифицированные хирурги.

По окончании войны, в годы первой революции, на службу в городскую больницу пришёл я, и пришёл совсем случайно по коротенькой записке доктора Шинкмана такого содержания: «По сложившимся об­стоятельствам не откажитесь, пожалуйста, заменить меня на несколько дней в больнице». Оказалось, доктор Шинкман был арестован карательною экспедицией Рененкамфа вместе с директором реального училища Окунцовым и ссыльно-политическим Мирским. Рененкамф всех троих возил потом с собою в поезде для собственной безопасности, как заложников. Все трое были судимы, приговорены к смертной казни, помилованы от казни и сосланы на каторгу. А я так и остался в больнице с января 1906 г. и прослужил в ней впредь до ликвидации больницы в 1924 году.

Расскажу, в каком виде находилась больница к моему приходу. Доктор Шинкман для благоустройства её кое-что начал делать, но он так недолго служил, что при скаредности и неподатливости на всякую инициативу «отцов города», большего, пожалуй, и нельзя было сделать. Между прочим, он отделил одну комнату для операций, завёл стерили­затор, пополнил инструментарий и начал делать небольшие операции. Для более же серьёзных операционная комната всё же не была пригодна. Больница по-прежнему оставалась окрашенной в жёлтый цвет, но решётки в окнах исчезли, так как тюремных палат в ней уже не существовало. Переплёты в рамах обветшали, стёкла от давности позеленели. Полы были не крашены, с выбоинами и щелями. Во второй этаж в холодных сенях вела двумя маршами узенькая деревянная лестница, совершенно непригодная для переноски больных на носилках. Лесенка в мезонин была ещё хуже. Вторая лестница, тоже деревянная, крутая и обветшалая, вела прямо с улицы в сени. Холодный клозет на­ходился на заднем дворе. Кухня помещалась во дворе в полуразвалившейся избушке. Баня от ветхости тоже кое-как держалась и несколько раз пыталась загораться. Имелась прачечная, она же и сушилка для белья. Тут же, под одной крышей, хотя и обособленно, ютилась прачка и дворник. Крошечный флигелёк обслуживал заразных больных. Амбар, завозня, сеновал дополняли постройки. Во дворе находилось ещё здание, громко именуемое анатомическим покоем, где производились вскрытия трупов, главным образом судебно-медицинских. В летнее время это учреждение причиняло иногда немало неприятностей своими запахами не только больнице, но и соседям. Вообще здание больницы, построенное для купеческих надобностей и по купеческому вкусу, с парадными, светлыми, с высокими потолками комнатами в верхнем этаже, с жилыми комнатушками в нижнем, где потолки можно было достать рукою, с многочисленными закоулками и чуланчиками, совсем было непригодно для больницы, и можно было с ним мириться только по безвыходной нужде. Что касается обстановки больницы, то и тут всё было далеко не благополучно. Халаты, одеяла, бельё, хозяйственный инвентарь оставляли желать лучшего. Всё имелось в скудном количестве, всё поизносилось...

В медицинском отношении больница подчинялась врачебному инспектору, проживавшему в г. Чите, а в хозяйственном - городской управе. Больница имела 25 кроватей. Штат её составляли: врач, заведывающий больницей, фельдшер, медсестра, два санитара, сиделка, смотритель больницы, кухарка, прачка, дворник и он же конюх. Персонал, за исключением врача, жил тут же, при больнице. Делилась больница на два отделения - мужское и женское, без подразделения по роду болезни, только заразные больные выделялись в барак, который мог единовременно обслужить не больше пяти человек и двух инфекций. Обслуживание заразных больных - это было самое больное место в больнице из-за неимения как надлежащего помещения, так и персона­ла и оставалось ещё несколько лет при мне в таком виде. Приходилось всячески изворачиваться, чтобы находить сколько-нибудь сносные вы­ходы из создававшихся на каждом шагу затруднительных положений. 

Впрочем, ещё трагичнее обстояло дело с психическими больными, особенно буйными. Последние просто-напросто помещались при полицейском управлении в каталажке, где и приходилось курировать их врачу впредь до отправки в Иркутск или Томск. Такой порядок являлся безусловно вопиющим безобразием. Пришлось отводить в больнице под таких больных изолированную комнату, к сожалению, полутёмную, ос- I вещающуюся небольшим окошечком в крепкой двери. Мера эта причинила много беспокойства и забот крайне ограниченному персоналу, 1 да и покой больных соседней общей палаты иногда тоже нарушался. ] И всё же психические больные оказались на попечении медицинского ] персонала, а не полицейских урядников.Вот в таком печальном состоянии, отнюдь не отвечающим тогдаш­ним требованиям к больничному делу, я застал больницу, когда пришёл в неё врачом на работу. Но другого помещения, более пригодного для больницы, в городе не было, и необходимость заставляла устраи­ваться получше и посовременнее в существовавшем положении. Пе­реустройство, требовавшее затраты значительных средств, давалось нелегко. Годовой бюджет города, сколько помнится, был 65-80 тысяч, а на больницу по смете расходовалось тысяч 11-13. Каждую копейку на улучшение больничного дела приходилось вырывать у прижимистой думы с большим трудом, с большой настойчивостью.